|
ПРЕДИСЛОВИЕ |
|
- Может и стὁит… или нет? Собеседник мне что-то продолжает говорить, но я его не слушаю. Я продолжаю размышлять о своем. Точнее даже не размышлять, а решать, стоит ли публиковать записи этой книги... Я не писатель и не хочу им быть. Даже если бы хотел, эта книга – не мой замысел. Да, я уже знаю содержание первых четырех глав, но совершенно не представляю, сумею ли разгадать её до конца? Шифр каждой следующей главы зависит от успеха прочтения предыдущей и, похоже, становится от главы к главе сложнее, ведь Пролог этой книги был зашифрован всего лишь простой перестановкой букв: а на б, б на в, в на г и так далее. Так нечитаемое вслух слово "лсбтпуб" после такой перестановки букв превращается в приятное глазу понятие "красота". Официант смотрит на меня вопросительно, и я киваю, да – можно посчитать. День близится к закату и солнце уже почти растворилось в серой дымке горизонта. В маленьком открытом кафе, коих рассыпано много по узким улочкам Фиры греческого острова Санторин, остались я и мой странный собеседник, который продолжает свой монолог, словно не замечая, что я его совсем не слушаю... Странно, но я не знаю даже название этой Книги - буду пока называть её так, с большой буквы. Как она у меня оказалась? Это случилось лет двадцать тому назад в одном сером городе, который в то время лишь недавно обрел свое старое название: Санкт – Петербург. Да, точно, это произошло в то сумрачное время начала 90-х, невольные свидетели которого сейчас предпочитают не вспоминать. Однажды на одном из стихийных вещевых рынков – развалах, которых много расплодилось в то время, я, тогда еще совсем молодой человек, от усталости прислонился к оборванному дереву, служившему естественной границей столов двух торговцев. Около одного из них, бойко торговавшего, дай бог памяти, металлическими фляжками для крепких напитков, оживленно толпились люди, а второй торговец, на столах которого пестрой грудой небрежно лежали стопки каких-то старых книг, сидел в одиночестве. Сидел и смотрел на меня. - Присядь, - наконец тихо сказал он. Лицо этого человека я уже не помню, лишь смутно сохранился образ его широкой бороды. Кажется, что он был стар. Мы в молчании просидели долго. Бородач смотрел на меня, а я пребывал в оцепенении, наверное, устал так сильно. Почему-то было тихо, хотя вокруг струился рой оживленных покупателей. Иногда кто-нибудь из них, как одинокая пчела в поисках нектара приближался к нам, но тут же отлетал прочь, словно натыкаясь на невидимое стекло ограждения. Наконец старик потянулся куда-то в сторону и достал очень толстый сверток - папку, потертого голубого цвета с матерчатыми застежками. Покачав в руке, словно прощаясь, он вручил эту папку мне, сказав что-то вроде "возьми, это то, что ты ищешь". Кажется, это были его единственные слова тогда. Я вроде ничего такого не искал, но послушно взял сверток. Развязав тесемки, я успел увидеть стопку каких-то старых исписанных непонятными словами листов, но тут старик улыбнулся и дотронулся до моего плеча, мол – дома посмотришь. Я встал, коротко кивнул на прощание и побрел прочь. День, как мне казалось тогда, сложился неудачно: я вдруг вспомнил, что ничего не продал и ничего путного не купил. С досады я решил было тут же выбросить тяжелый сверток, но, обернувшись, увидел, что старик с какой-то необыкновенной отрешенностью смотрит мне вслед. Я поудобнее перехватил сверток другой рукой и побрел дальше. Больше этого старика я никогда не видел. В толстой папке оказались тонкие листы писчей бумаги, количеством более тысячи, покрытые мелким, но четким почерком кириллическими и греческими буквами. Слова действительно были непонятны, как будто зашифрованы. Также в папке лежали порядка двух десятков рисунков и схем, суть которых мне тоже была неясна. Судя по мятой с желтизной бумаге и папке производства фабрики Гознак записи были еще от 60-х или начала 70-х годов, теперь уже прошлого века. По ненадобности на долгие годы я забыл про этот сверток. А сейчас понимаю, какое счастье, что он случайно сохранился почти со всеми листами. И вот почему: Четыре года назад, когда я всерьез увлекся исследованием сложных социальных систем и вопросов управления ими, я однажды нарисовал схему хитрой двойной обратной связи, поясняющей один из принципов науки управления. Странно, но рисунок этот казался мне смутно знакомым, будто я видел его где-то ранее. Да, похожий рисунок был в той папке. Я достал с чердака пыльный сверток, развязал старые тесемки и осторожно перебрал старые листы. Это было увлекательно: я как будто заново открыл для себя ценный архив. Шифр первых двух страниц оказался нехитрым – простая перестановка букв. А вот текст на удивление оказался художественным и, кажется, очень даже неплохим! Шифр следующей главы был посложнее: ключ содержался в первой главе. То есть, чтобы была возможность читать далее, необходимо было разгадать предыдущий текст. Во второй главе содержался ключ к третьей. В третьей скрывался ключ к четвертой. И вот на данный момент я разобрал уже четыре главы, но пока не могу двинуться далее. Возможно, я еще не смог рассмотреть в этом тексте нечто важное… Мой собеседник трогает меня за руку, тем самым возвращая к действительности. - Когда-нибудь этот остров окончательно поглотит морская пучина, - наконец смутно разбираю я последние слова местного жителя, что-то твердившего мне всё это время. Я киваю, соглашаясь с чудаком, и, расплатившись, спускаюсь вниз на узкую белоснежно сумеречную улочку; ведь, если человек не в себе – бессмысленно с ним спорить. Этот вечер на Санторине, как обычно, тих и прекрасен. - Ладно, попробую опубликовать то, что есть, - наконец решаюсь я, - ибо, как говорят мне знакомые, текст известной части Книги не то, что не плох, а как будто даже способен заворожить своего читателя! Льстят они, наверное, думая, что я автор, но всё же…
|
|
© 2012 Сергей Котов |